Неточные совпадения
Работать не работает,
С
цыганами вожжается,
Бродяга, коновал!
Вронскому, бывшему при нем как бы главным церемониймейстером, большого труда стоило распределять все предлагаемые принцу различными лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и
Цыгане, и кутежи с русским битьем посуды. И принц с чрезвычайною легкостью усвоил себе русский дух, бил подносы с посудой, сажал на колени Цыганку и, казалось, спрашивал: что же еще, или только в этом и состоит весь русский дух?
— Нет, баронесса. Я рожден
Цыганом и умру
Цыганом.
— На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие глаза на лице брата. — И ведь вот, кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к
Цыганам! Знаешь, я очень полюбил
Цыган и русские песни.
Илья,
цыгане, цыганки, Гаврило уходят в кофейную. Выходят Кнуров и Вожеватов.
Иван. И
цыгане, и музыка с ними — всё как следует.
Гаврило, Илья,
цыгане и цыганки.
Огудалова. Кто ж бы это приехал? Должно быть, богатый и, вероятно, Лариса, холостой, коли
цыгане так ему обрадовались. Видно, уж так у
цыган и живет. Ах, Лариса, не прозевали ли мы жениха? Куда торопиться-то было?
Иван. И
цыган с Чирковым на козлах сидит, в парадном казакине, ремнем перетянут так, что того гляди переломится.
Извозчики все повеселели, скачут по улицам, кричат друг другу: «Барин приехал, барин приехал…» Половые в трактирах тоже сияют, выбегают на улицу, из трактира в трактир перекликаются: «Барин приехал, барин приехал!»
Цыгане с ума сошли, все вдруг галдят, машут руками.
Вожеватов. Гаврило, запиши! Сергей Сергеич, мы нынче вечером прогулочку сочиним за Волгу. На одном катере
цыгане, на другом — мы; приедем, усядемся на коврике, жженочку сварим.
Паратов. Отец моей невесты — важный чиновный господин, старик строгий: он слышать не может о
цыганах, о кутежах и о прочем; даже не любит, кто много курит табаку. Тут уж надевай фрак и parlez franзais! [Говорите по-французски! (франц.)] Вот я теперь и практикуюсь с Робинзоном. Только он, для важности, что ли, уж не знаю, зовет меня «ля Серж», а не просто «Серж». Умора!
Илья. Ну, не вам будь сказано: гулял. Так гулял, так гулял! Я говорю: «Антон, наблюдай эту осторожность!» А он не понимает. Ах, беда, ах, беда! Теперь сто рублей человек стуит, вот какое дело у нас, такого барина ждем, а Антона набок свело. Какой прямой
цыган был, а теперь кривой! (3апевает басом.) «Не искушай…»
За сценой
цыгане запевают песню.
Карандышев (у окна). Вот, изволите видеть, к вам подъехал; четыре иноходца в ряд и
цыган на козлах с кучером. Какую пыль в глаза пускает! Оно, конечно, никому вреда нет, пусть тешится, а в сущности-то и гнусно, и глупо.
Робинзон. А интересно бы и
цыган послушать.
— А вот почему. Сегодня я сижу да читаю Пушкина… помнится, «
Цыгане» мне попались… Вдруг Аркадий подходит ко мне и молча, с этаким ласковым сожалением на лице, тихонько, как у ребенка, отнял у меня книгу и положил передо мной другую, немецкую… улыбнулся и ушел, и Пушкина унес.
Вбежал Гапон. Теперь, прилично остриженный и умытый, он стал похож на
цыгана. Посмотрев на всех в комнате и на себя в зеркале, он произнес решительно, угрожающе...
Самгин подошел к окну, выглянул: десяток солдат, плотно окружив фонарный столб, слушали, как поет, подыгрывая на балалайке, курчавый, смуглый, точно
цыган, юноша в рубахе защитного цвета, в начищенных сапогах, тоненький, аккуратный.
К Самгину подошли двое: печник, коренастый, с каменным лицом, и черный человек, похожий на
цыгана. Печник смотрел таким тяжелым, отталкивающим взглядом, что Самгин невольно подался назад и встал за бричку. Возница и черный человек, взяв лошадей под уздцы, повели их куда-то в сторону, мужичонка подскочил к Самгину, подсучивая разорванный рукав рубахи, мотаясь, как волчок, который уже устал вертеться.
— Точно
цыгане на базаре, — довольно громко сказал Туробоев за спиной у Клима.
— Нет, языку этому меня
цыган научил, коновал.
— Идемте вместе. Там — забавно. Сидят и сочиняют законы очень знакомые люди, которых я видала пьяными у
цыган, в кабинетах ресторанов.
— А ты кормить его взялся? Есть нечего!
Цыгане и бродяги всегда чужое едят: всех не накормишь! Восемьдесят рублей!
«Нет, нет, — думал Райский, — оборванный, бродящий
цыган — ее идол, нет, нет! Впрочем, почему „нет“? Страсть жестока и самовластна. Она не покоряется человеческим соображениям и уставам, а покоряет людей своим неизведанным капризам! Но Вере негде было сблизиться с Марком. Она боится его, как все здесь!»
— Что же это такое?
Цыган, что ли, ты? — с удивлением сказала бабушка.
Он хотел броситься обнимать меня; слезы текли по его лицу; не могу выразить, как сжалось у меня сердце: бедный старик был похож на жалкого, слабого, испуганного ребенка, которого выкрали из родного гнезда какие-то
цыгане и увели к чужим людям. Но обняться нам не дали: отворилась дверь, и вошла Анна Андреевна, но не с хозяином, а с братом своим, камер-юнкером. Эта новость ошеломила меня; я встал и направился к двери.
«Нет, постой, ваше высокоблагородие, я
цыгана приведу», — сказал он после тщетных усилий остановить воду.
«
Цыган» подергал как-то снурок, сбегал в другую ванну, рядом, влезал зачем-то наверх, и вода остановилась.
Все эти караваны богомольцев напоминали немного таборы наших
цыган, с тою только Кроме малайцев попадались готтентоты и негры.
Опять пошли мы кочевать, под предводительством индийца или, как называет Фаддеев,
цыгана, в белой рубашке, выпущенной на синие панталоны, в соломенной шляпе, босиком, по пустым улицам, стараясь отворачивать от многих лавочек, откуда уж слишком пахло китайцами.
Рядом с
цыганом присел к земле солдат, разговаривая с арестанткой, потом стоял, прильнув к сетке, молодой с светлой бородой мужичок в лаптях с раскрасневшимся лицом, очевидно с трудом сдерживающий слезы.
Шестой ребенок, прижитый от проезжего
цыгана, была девочка, и участь ее была бы та же, но случилось так, что одна из двух старых барышень зашла в скотную, чтобы сделать выговор скотницам за сливки, пахнувшие коровой.
Заметнее всех женщин-арестанток и поразительным криком и видом была лохматая худая цыганка-арестантка с сбившейся с курчавых волос косынкой, стоявшая почти посередине комнаты, на той стороне решетки у столба, и что-то с быстрыми жестами кричавшая низко и туго подпоясанному
цыгану в синем сюртуке.
Привалов выписал из Москвы хор
цыган с красавицей Стешей во главе.
— Стой, Трифон Борисыч, стой, душа, сам решу. Теперь отвечай самое главное: нет
цыган?
Ехал потом
цыган (произносилось
цыган), и этот тоже...
Поднял тогда
цыган целый табор (в то время у нас закочевавший), которые в два дня вытащили-де у него у пьяного без счету денег и выпили без счету дорогого вина.
Цыган будет воровать,
А я буду горевать.
Цыган девушек пытал,
Девки любят али нет?
—
Цыган теперь вовсе не слышно, Дмитрий Федорович, согнало начальство, а вот жиды здесь есть, на цимбалах играют и на скрипках, в Рождественской, так это можно бы за ними хоша и теперь послать. Прибудут.
Но и
цыгана нельзя любить...
Мы отсюда с ней в Мокрое, это двадцать пять отсюда верст,
цыган туда добыл, цыганок, шампанского, всех мужиков там шампанским перепоил, всех баб и девок, двинул тысячами.
В улицах, образованных телегами, толпились люди всякого звания, возраста и вида: барышники, в синих кафтанах и высоких шапках, лукаво высматривали и выжидали покупщиков; лупоглазые, кудрявые
цыгане метались взад и вперед, как угорелые, глядели лошадям в зубы, поднимали им ноги и хвосты, кричали, бранились, служили посредниками, метали жребий или увивались около какого-нибудь ремонтера в фуражке и военной шинели с бобром.
Мужики, в изорванных под мышками тулупах, отчаянно продирались сквозь толпу, наваливались десятками на телегу, запряженную лошадью, которую следовало «спробовать», или, где-нибудь в стороне, при помощи увертливого
цыгана, торговались до изнеможения, сто раз сряду хлопали друг друга по рукам, настаивая каждый на своей цене, между тем как предмет их спора, дрянная лошаденка, покрытая покоробленной рогожей, только что глазами помаргивала, как будто дело шло не о ней…
(Половой, длинный и сухопарый малый, лет двадцати, со сладким носовым тенором, уже успел мне сообщить, что их сиятельство, князь Н., ремонтер ***го полка, остановился у них в трактире, что много других господ наехало, что по вечерам
цыгане поют и пана Твардовского дают на театре, что кони, дескать, в цене, — впрочем, хорошие приведены кони.)